Защита прав в
зародыше
В настоящее время
в России не существует четкого определения правового статуса еще
нерожденного ребенка. Споры о том, как именно необходимо определить
этот статус, не утихают. В свое время РПЦ выступила с инициативой
закрепить за эмбрионом права человека с момента зачатия и защитить
их законодательно, запретив аборты. Не остались в стороне и светские
органы правосудия. Следственный комитет России тоже предлагал внести
в статьи Уголовного кодекса РФ понятие «плод человека» и ввести
уголовную ответственность для врачей за его гибель. Инициатива СК не
нашла поддержки в медицинском сообществе. Более того, медицинские
работники полагают, если закрепить за эмбрионом права субъекта, то
это приведет к катастрофе в сферах неонатологии и акушерства.
Какие же последствия может иметь для медицины признание
эмбриона субъектом права? Об этом предлагаем поговорить в обзоре,
подготовленном по материалам статей экспертов Союза медицинского
сообщества «Национальная Медицинская Палата».
Три подхода к
статусу
Ни в отечественном, ни в международном праве нет однозначного
определения правового положения эмбриона/плода (эмбрионом считается
зародыш человека до 9 недель, с 9 недель до рождения – плодом).
Выделяют три подхода к определению правового статуса эмбриона.
Первый подход подразумевает, что эмбрион/плод – субъект права и
участник правоотношений. По нормам и российского, и
международного законодательства право на жизнь является естественным
неотчуждаемым правом человека (часть 1 статьи 20 Конституции РФ). Вместе
с тем, статья 17 Конституции России гласит, что «основные права и
свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения»,
тем самым основной закон государства отрицает наличие прав субъекта
у человека до момента рождения. Международные правовые акты, такие
как Всеобщая декларация прав человека (1948 г.), Конвенция о защите
прав человека и основных свобод (1950 г.), и законодательство
большинства стран (Испания, Франция, Швейцария и др.) тоже связывают
начало правоспособности с моментом рождения. А признание за плодом
права на жизнь неравноценно признанию его субъектом права.
Тем не менее, многие международные правовые акты признают
определенные права ребенка еще до рождения. В Декларации прав
ребенка (1959 г.) и Конвенции о правах ребенка (1989 г.) сказано: «…ребенок,
ввиду его физической и умственной незрелости, нуждается в
специальной охране и заботе, включая надлежащую правовую защиту,
как до, так и после рождения…».
Законодательство целого ряда стран предусматривает широкий арсенал
правовых средств, направленных на защиту интересов ребенка до его
рождения. Например, на защиту его наследственных прав. В России
согласно Гражданскому кодексу РФ, «пр наличии
зачатого, но еще не
родившегося наследника, раздел
наследства может быть осуществлен
… после рождения такого наследника». Аналогичный принцип действует в
Японии – правоспособность физических лиц возникает с момента
рождения, но в целях защиты интересов будущего ребенка Гражданский
кодекс Японии наделяет его правоспособностью в части наследования.
Так, в случае смерти мужа, если вдова покойного беременна,
наследственное имущество переходит к вдове, но, если ребенок родится
живым, исчисление его наследственной доли будет производиться так,
как будто бы на момент смерти отца он уже родился.
Второй подход к определению статуса эмбриона/плода – рассматривать
его как объект права собственности. В
судебной практике накопилось
немало случаев,
когда
человеческий
эмбрион
оказывался
предметом
спора. Подобные прецеденты возникли в
связи с
развитием новых биотехнологий в
области
вспомогательной репродукции,
которые поставили
перед юристами проблему защиты
прав эмбриона.
Одним из первых судебных дел, связанных с разделом замороженных
эмбрионов в программе ЭКО, было дело «Дэвис против Дэвиса» в США в
1992 году.
Суд
постановил,
что
человеческие
эмбрионы
не
могут
быть
объектом
права собственности,
но и
не
являются
субъектом
права,
т.е.
занимают
промежуточную
позицию.
Аналогичным
образом не решен вопрос об использовании эмбрионов для научных
исследований. Европейская практика не разработала единых подходов и
для решения вопроса об усыновлении криоконсервированных эмбрионов.
Желания партнера также по-разному учитываются в различных странах.
И все же в большинстве стран действует принцип, согласно которому
желание одного из партнеров не прибегать к переносу эмбрионов
превалирует над желанием другого партнера сделать это. При этом в
большинстве стран в законодательстве нет четких формулировок,
определяющих правообъектность эмбрионов, и судебная практика
основывается на так называемом прецедентном праве.
Третий подход – определять эмбрион/плод как
орган или ткань
организма матери.
Эту практику
поддерживает Европейский суд по правам человека. В Германии по делу
«Брюггеманн и Схойтен против Германии» суд вынес следующее
постановление: «Жизнь эмбриона неразрывно связана с жизнью
беременной женщины и не может рассматриваться в отрыве от нее».
Этих же принципов придерживается и российское законодательство. В
Законе «О трансплантации
органов и
(или)
тканей
человека»
эмбрионы отнесены
к разновидности органов,
имеющих отношение
к процессу воспроизводства
человека. При этом в Уголовном кодексе РФ в части 2 статьи 105
к числу отягчающих вину
обстоятельств относится
убийство беременный женщины, если виновный знал об этом.
Признание за эмбрионом/плодом прав субъекта является
сложной юридической и этической проблемой. Следующая за этим
необходимость внесения соответствующих
изменений в действующее законодательство может вызвать серьезную
коллизию в существующей медицинской практике.
Медицинская практика под угрозой
Признание за плодом прав субъекта ставит под вопрос легальность
проведения абортов и может стать основанием для их фактического
запрещения. Согласно российскому законодательству, а именно
Федеральному закону №323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в
РФ», искусственное прерывание беременности по желанию женщины
проводится при сроке беременности до двенадцати недель,
искусственное прерывание беременности по социальным показаниям
проводится при сроке беременности до двадцати двух недель, а при
наличии медицинских показаний – независимо от срока беременности.
Таким образом, даже при наличии медицинских показаний при признании
за плодом прав субъекта, искусственное прерывание беременности будет
сопряжено с правовыми ограничениями. Это, в свою очередь, может
привести к многочисленным негативным последствиям, например, таким,
как рост числа подпольных абортов, производимых в ненадлежащих
условиях.
Аналогичные примеры уже были в истории нашей страны. В 1936 году
вышло Постановление Центрального исполнительного комитета СССР № 65
и Совета народных комиссаров СССР № 1134 «О запрещении абортов,
увеличении материальной помощи роженицам, установлении
государственной помощи многодетным семьям…», просуществовавшее до
1955 года. Запрет абортов способствовал росту рождаемости, но привел
к резкому увеличению материнской смертности от абортов. В 1935 г.
смерти от аборта составляли 26% случаев материнской смерти, а в
начале 1950-х гг. эта доля превысила 70%.
Для сравнения, в 2018 г. материнская смертность составила всего 9,1
на 100 000 родившихся живыми (146 человек), из которых от причин,
связанных с абортами, умерли 10 женщин (6,8% в структуре материнской
смертности).
Во-вторых, под угрозой окажется фетальная хирургия
(раздел хирургии, объектом которого является плод в утробе матери),
являющаяся областью медицины высокого риска. Фетальная хирургия
позволяет спасать жизни нерожденных детей с пороками развития, при
многоплодной беременности, но при этом сопряжена с высоким риском
различных осложнений и гибели плода.
Часто при многоплодной беременности операции проводятся в интересах
одного из плодов, что неминуемо ведет к гибели второго плода.
Заведомое причинение вреда одному плоду в интересах другого при
наличии у плода равноценных с человеком прав создаст серьезную
юридическую проблему при проведении подобных вмешательств и может
послужить причиной исчезновения данной области медицины.
В-третьих, большинство случаев внутриутробной гибели плода
происходят на фоне серьезных акушерских осложнений (преэклампсии,
задержки роста плода, отслойки нормально расположенной плаценты и др.),
которые не поддаются известным способам профилактики и терапии. А
единственным методом лечения пациенток с данными акушерскими
осложнениями является родоразрешение, которое часто проводится
досрочно и приводит к рождению детей с очень низкой или экстремально
низкой массой тела, в группе которых отмечаются высокая
заболеваемость и смертность.
В ряде случаев гибель плода бывает без выявления явных причин. По
различным статистическим данным, частота антенатальной гибели плода
даже в странах с высоким уровнем развития клинической медицины и
организации здравоохранения остается достаточно высокой и не
имеет тенденции к
снижению: в
Швеции – 3,6 на
1000 родов, в
Великобритании и США – 5 на
1000
родов В
России
данный
показатель
в
2018 г.
составил
5,6 на 1000
родов.
В случае признания
за плодом прав человека вопрос качества оказания медицинской помощи
(надлежащее/ненадлежащее) должен будет оцениваться в аспекте гибели
плода. При этом в большинстве случаев оно не может быть достоверно
оценено вследствие крайней сложности определения
причинно-следственной связи между действиями медицинского работника
и гибелью плода.
Наконец, признание за плодом прав человека декларирует защиту
интересов плода и ответственности за нее не только медработников, но
и беременных женщин. Это значит, что халатное отношение к своему
здоровью женщины во время беременности (неявка на плановый прием,
несоблюдение рекомендаций врача, и т.д.) будет являться основанием
для привлечения ее к административной или уголовной ответственности.
При этом, по данным федерального статистического наблюдения, доля
таких женщин составляет примерно 20%, что в абсолютных числах
составляет примерно 300 000 женщин в год. То есть, примерно 1/3
миллиона беременных женщин в год будут привлекаться к различным
видам ответственности вследствие ненадлежащего отношения к
собственному здоровью.
Российское законодательство на сегодняшний день не знает подобного
рода прецедентов, однако можно привести примеры из американской
судебной практики. В 2004 г. в США 28-летней Мелиссе Энн Роуланд
было предъявлено обвинение в убийстве своего нерожденного ребенка,
так как она отказалась от операции кесарева сечения, которое ей было
показано в интересах плода.
Безусловно, развивающиеся репродуктивные технологии ставят свои
вызовы перед общественностью и государством. В свете последних
достижений медицины назрела необходимость пересмотра и внесения
изменений в действующее законодательство, определяющее права
нерожденных детей и их государственную защиту.
|